Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

Ладони у Юлии вспотели, и она едва воспринимала то, что говорит проконсул. Ее совершенно не интересовали ни политика, ни экономика; все ее мысли сейчас занимал Атрет и то обстоятельство, что сегодня он может погибнуть. С тех пор как они рассорились неделю назад, она его не видела. Ей хотелось послать за ним Хадассу, но она боялась, что он по–прежнему на нее сердится и не придет. Поэтому она ждала, надеясь, что он сам даст о себе знать. Когда же этого не произошло, она смирила свою гордыню и отправилась в храм, надеясь застать его там. Но он не приходил и туда.

Едва Юлия увидела, как Атрет выезжает на арену во время церемонии открытия, ее сердце бешено заколотилось. Когда гладиаторы подъехали к проконсулу и выстроились там, она ждала, что он посмотрит на нее. Несколько часов ушло у нее на подготовку к зрелищам, и она знала, что сейчас выглядит такой красивой, какой, пожалуй, никогда еще не была. Но он даже головы не повернул в ее сторону. Он стоял спокойно, с высоко поднятой головой, тогда как другие гладиаторы изо всех сил старались продемонстрировать толпе все свои прелести и достоинства.

— Смотри, он даже не замечает тебя, — презрительно сказала Калаба. — Если его приветствует такая толпа, то что ему до того, что он разбивает твое сердце?

— Атрет! Атрет! — кричали тем временем со всех сторон зрители, кидая ему на арену цветы и монеты.

Воспоминания жгли Юлии душу, в ней разгоралась ревность, и Юлия сжала губы, почувствовав ядовитый оттенок насмешек Калабы. Рядом сидел Прим, взглядом знатока оценивающий гладиаторов.

— Ставлю на германца, — сказал он, отправляя в рот круглую лиловую виноградину.

— Пятьсот сестерциев на африканца, — произнес другой зритель.

— Ха! Да кто сможет устоять против есседариев. Что может против колесницы даже самый хороший меч? — высказался кто–то еще.

— Вряд ли они выставят есседария против самнита, — с тревогой в голосе произнесла Юлия.

— Поначалу, может быть, и нет, но не забывай, что это смертельные поединки, — сказал Прим. — И в пары будут ставить тех, кто останется. Лакеарий против самнита, андабата против ретария, фракийец против мурмиллона. Ты уже обратила внимание, что сегодня вышли все виды гладиаторов. Лучшие в каждом классе. Это–то и интересно. И те, кто привык сражаться против меча, сегодня, может быть, вместо этого будет сражаться против копья. Поэтому победителя предугадать трудно.

Сердце Юлии екнуло, и она испытала внезапный страх за Атрета. Про себя она стала молиться всем богам о том, чтобы они оставили его в живых. Она хотела расслабиться и отвлечься беседой с кем–нибудь. Прим был достаточно забавным молодым человеком и, казалось, был готов развлечь ее.

Смотреть на висящих на кресте грабителей Юлии было явно неприятно.

— Почему на них не натравят диких собак или просто не отрубят им головы? На них уходит слишком много времени.

— Люди жаждут крови, — так же разочарованно ответил Прим. — Пойдем, Юлия. Отведу тебя вниз, к лавкам, и посмотрим, что там тебя заинтересует.

Не находя покоя и не в силах избавиться от напряжения, Юлия быстро согласилась. Она вышла в проход, и Прим взял ее за руку. Торговцы тут же обступили их, наперебой предлагая свой товар, — фрукты, мясо, хлеб, меха с вином. «Персики из Персии, сочные, спелые!» Их стаккато перемежались с криками толпы, доносившимися с трибун. «Мясо со специями. Три порции всего за сестерций!»

Другие зрители, которым тоже скучно было смотреть на висящих на кресте преступников, слонялись по подтрибунным помещениям, стараясь найти для себя что–то интересное. Юлия прохаживалась с Примом между торговцами и предсказателями будущего. Вскоре они подошли к лавкам, где происходило нечто более развратное и необычное. Среди нарядных зрителей разгуливали маленькие раскрашенные мальчики, одетые в туники, подтянутые выше ягодиц. Прим мрачно посмотрел на них.

— Таким же был и Прометей, пока я не спас его.

Испытывая неловкость при упоминании о любовнике Прима, Юлия ничего не сказала. Она остановилась, чтобы посмотреть на мавританских танцовщиц, плавно передвигавшихся под примитивные удары в барабаны и кимвалы.

— Калаба тебе уже говорила о моем предложении… — сказал Прим, и было непонятно, спрашивает он или говорит утвердительно.

— Да, — без особой радости сказала Юлия. — Я много думала об этом.

— И что ты решила?

— Я скажу тебе, когда закончатся зрелища.

— Пора, — сказал Серт, и у Атрета сразу закипела кровь, пульс забился чаще. Он надел на правую руку манику, перчатку, сделанную наполовину из кожи, наполовину из металла.

— Я бы предпочел остаться твоим хозяином еще на несколько лет, чем расстаться с тобой вот так… — хмуро произнес Серт.

— Может быть, богиня улыбнется мне и я получу сегодня свободу, — сказал Атрет, натягивая на левую ногу окрею, еще одно защитное покрытие.

— Свобода для гладиатора — это всего лишь еще одно понятие, которое означает неизвестность, — сказал Серт, протягивая ему скутум, или щит.

Атрет надел щит на левую руку и встал, расставив в стороны руки и ноги. Какой–то раб натер ему тело оливковым маслом.

— Неизвестность лучше неволи, — сказал Атрет, холодно глядя в глаза Серту.

— Но не лучше смерти, — сказал Серт, протянув ему меч.

Атрет взял меч и поднял его перед собой, клинком вверх, в знак приветствия и уважения.

— В любом случае, Серт, арену я сегодня покину победителем.

Лакеария, вооруженного лишь своей веревкой, выставили против есседария, управляющего колесницей. Есседарий несколько раз промчался мимо лакеария. И хотя ему пока не удалось сбить своего противника с ног, он ловко увертывался от его лассо. Однако когда он промчался мимо противника в восьмой раз, лакеарий смог накинуть на есседария свою веревку, потом затянул петлю на его ногах и выдернул его из набирающей скорость колесницы. Есседарий тяжело упал спиной на песок арены, и толпа разочарованно простонала.

Нескольких рабов послали остановить и успокоить разогнавшихся жеребцов, после чего на арену вышел мужчина в плотно облегающей тунике и высоких кожаных сапогах. Он исполнял роль Харона, лодочника, перевозящего души мертвых через Стикс к Гадесу. Подойдя к жертве, Харон стал кружиться и скакать по песку, держа в высоко поднятой руке какой–то деревянный молоток. Маска, сделанная в форме клюва, которая была на нем, символизировала хищную птицу. Другой человек, одетый в костюм Гермеса, еще одного проводника душ мертвых, размахивал огненно–красным кадуцеем, которым он тыкал в тело мертвого есседария. Когда тело забилось в судорогах, Харон подбежал к нему и ударил по голове своим воинственным молотком, распространяя на песке вокруг жертвы алые пятна и призывая Гадеса принять очередную добычу. Либитинарии, или проводники мертвых, быстро вынесли труп через Ворота Смерти.

По трибунам пронесся низкий звук тысяч недовольных голосов. Зрители действительно были недовольны тем, что поединок так быстро закончился. Они считали себя обманутыми. Кто–то выкрикивал оскорбительные выпады в адрес победителя. Другие бросали в него фруктами, когда он поднял руку, приветствуя проконсула. Ему дали знак уйти, но он не торопился уходить, поскольку зрители стали требовать его поединка с высоким африканцем.

— Посмотрим, что теперь сделает этот лакеарий против человека с кинжалом!

Пойдя навстречу визжащей толпе, проконсул слегка поднял руку в сторону распорядителя зрелищ, и, прежде чем лакеарий успел уйти, на арену вышел африканец. Несколько минут они ходили по кругу, внимательно присматриваясь друг к другу, при этом лакеарий несколько раз пытался накинуть на противника петлю, но промахивался. Африканец сделал несколько угрожающих движений кинжалом, но продолжал оставаться на почтительном расстоянии. Толпа начинала выражать недовольство тем, что схватка затянулась. Слыша недовольный крик толпы и воспринимая его как угрозу, лакеарий снова бросил свою веревку и обвил петлей грудь африканца. Африканец быстро схватил веревку, намотал ее на руку, а потом ловким броском вонзил свой кинжал в живот противника. Лакеарий упал на колени и наклонился вперед. Сорвав с себя веревку, африканец направился к нему, чтобы добить, когда увидел, что толпа стала показывать большими пальцами рук вниз.

Проконсул оглядел трибуны и увидел всюду большие пальцы рук, повернутые вниз. Он вытянул руку вперед и тоже указал большим пальцем вниз. Африканец вынул свой кинжал из живота лакеария и вонзил ему в сердце.

— Они не получают того, чего хотят, — сказал Серт Атрету с того места, откуда он наблюдал за схватками. — Слышишь, как они орут? Если так будет и дальше продолжаться, они самого проконсула бросят на съедение собакам!